Байер - профессия будущего. Основные требования к личности байера. Г.З.Байер, или Рождение русского норманнизма Готлиб зигфрид байер исторические труды

Родился в семье художника. Окончил в Кенигсберге классическую гимназию, где овладел греческим, латинским и древнееврейским языками. В 1710, когда ему было шестнадцать лет, поступил в Кенигсбергский университет. В сфере его интересов оказались античность, история церкви и восточные языки.

В 1715-1717 гг. продолжил свое образование в Берлине и Галле, затем в Лейпциге; где получил свои первые ученые степени: в 1716 стал бакалавром, в 1717 - магистром. По возвращении в Кенигсберг Байер получил место библиотекаря в Альтштадтской городской библиотеке (1718), затем последовательно - места конректора и проректора в Кенигсбергской кафедральной школе (1720-1721). В школе преподавал классические языки и литературу. Тогда же Байер заинтересовался древней историей родного прибалтийского края (в особенности Пруссии и Тевтонского ордена), но не оставлял и классическую филологию. Так, он задумал осуществить новое издание греческих ораторов и в рамках этого плана приступил к подготовке издания речей первых мастеров аттического красноречия Антифонта и Андокида , однако эта работа осталась незаконченной.

В конце 1725 Байер, уже пользовавшийся известностью в научных кругах в Германии, получил приглашение поступить на русскую службу во вновь открывавшуюся в Петербурге Академию наук. Уже в феврале 1726 он прибыл в Петербург, где занял кафедру древностей и восточных языков в Петербургской академиии наук. С этого времени его научная деятельность был неразрывно связана с русской Академией. Крупный ученый, объединявший в своем лице одновременно филолога и лингвиста, историка и археолога, Байер был неутомимым тружеником: за период пребывания в России он написал несколько больших книг и множество статей на самые разнообразные темы. Главными предметами его научных занятий в России были восточные языки, особенно китайский, а также древнейшая русская история и античность.

Байер был основателем русского востоковедения, им были составлены китайские грамматика и словарь, изданные в 1730 в Санкт-Петербурге в составе двухтомного «Китайского музея» (Museum Sinicum).

Русской историей Байер занимался отчасти из естественной научной любознательности, отчасти в силу своего положения; в тот период он являлся единственным представителем историко-филологической науки в русской Академии. Однако за 12 лет своего пребывания в России Байер так и не смог овладеть русским языком, и, не чувствуя себя достаточно подготовленным к такого рода занятиям, ограничивался такими сюжетами древнерусской истории, по которым имелись доступные ему античные, византийские или скандинавские источники. В условиях становления исторической науки Байер обратился к самым истокам русской истории, к периоду зарождения древнерусского государства, так выпукло представленной как в русской летописной (Байер использовал специально сделанные для него переводы русских источников), так и в византийской традиции. Слишком прямолинейная интерпретация этой традиции привела Байера к выводу о решающей роли варягов , или норманнов скандинавского происхождения, в возникновении Русского государства. Это была первая, во многом неверная, научная концепция начала русской истории, так называемая норманнская теория , положившая начало дальнейшим исследованиям в области начального периода русской государственности. Германо-скандинавский акцент этой теории привел очень скоро к острой, не затухающей и по сию пору полемике, в которой крупнейшие представители русской итсторической науки (начиная с М. В. Ломоносова и кончая М. Н. Тихомировым) сумели доказать несостоятельность байеровской теории. Тем не менее заслугой Байера является подборка византийских и западноевропейских свидетельств о древнерусском государстве.

Исследования Байера в области античной истории были посвящены, как правило, темным и еще не изученным вопросам исторической географии, этногенеза и хронологии. Работы такого рода как бы расчищали дорогу для последующего исследования политической и социальной истории древнего мира. Вместе с тем каждый раз по соответствующему сюжету они предлагали исчерпывающую (на тот момент) подборку источников, свидетельств литературной традиции и дополняющих ее археологических и нумизматических данных, а также первичный, подчас весьма глубокий их анализ.

Работы Байера по антиковедению можно разделить на три группы. Первая группа, связанная с интересом ученого к древней истории Китая, Индии и других стран Востока, представлена двумя большими сочинениями: одно из них посвящено истории города Эдессы (в северной Месопотамии) в античное и средневековое время, другое - Греко-бактрийскому царству. Во вторую группу входят работы, имеющие известное отношение к древнейшему периоду русской истории. Это, прежде всего, серия статей, посвященных скифам, киммерийцам , гипербореям ; Байер был первым исследователем, который всерьез занялся изучением истории Северного Причерноморья. Им была произведена подборка и сопоставление важнейших высказываний о Скифии, содержащихся у древних авторов - от Ономакрита и Эсхила до Клавдия Птолемея и других писателей поздней античности. При этом особенно много места он уделил анализу сообщений Геродота , до сих пор являющегося важнейшим источником по истории Северного Причерноморья. Однако, конкретные исторические выводы Байера сейчас представляются устаревшими (в частности, он считал, что скифы были близки к финнам и эстам, а их родиной он называл Армению). К статьям о скифах примыкают два других сочинения Байера, создание которых было обусловлено, по-видимому, не только научными интересами исследователя, но и политическими требованиями времени. Это, во-первых, статья об остатках древних укреплений на Кавказе, с которыми русские столкнулись во время Персидского похода Петра I (1722). В своей статье Байер показывает, что укрепления, остатки которых прослеживаются в районе Дербента, были возведены иранским (сасанидским) правителем Хосровом I Ануширваном (531-579). Второе сочинение посвящено истории Азова, борьба за обладание которым стала со времени Азовских походов Петра (1695-1696) важным моментом в стремлениях России утвердиться на берегах Черного моря. Написанное по-немецки, это сочинение было сразу же переведено на русский язык И.-К. Таубертом и издано в Петербурге отдельной книгой под названием «Краткое описание случаев, касающихся Азова от создания сего города до возвращения оного под Российскую державу» (1734). Изложение открывается обстоятельной историко-географической характеристикой земель в низовьях Дона в античную эпоху, в частности, подробно рассказывается об освоении греками устья Танаиса (Дона) и судьбах одноименного поселения, предшественника современного Азова. Автор использует все имевшиеся тогда в распоряжении ученых материалы, сообщения античных, византийских и восточных писателей.

Третью группу работ Байера, связанных с античностью, составляют статьи, создание которых было продиктовано непосредственным интересом к классической древности (два труда об Ахейском союзе, крупнейшем федеративном объединении, существовавшем в Греции в эллинистическую эпоху в III - II вв. до н. э. Остальные работы, относящиеся к этой группе, носят более частный характер. Среди них: работа, посвященная малоизвестному римскому поэту Вестрицию Спуринне, заметки об античных монетах, статья об Антиох Кантемир слушал лекции Байера в Академии наук и на всю жизнь сохранил чувства глубокой признательности и уважения к ученому. Байер составил большое жизнеописание деда Антиоха, владетельного молдавского князя Константина Кантемира («История о жизни и делах кн. Константина Кантемира», Москва, 1783, вместе с латинским оригиналом).

В Академии наук Байер последовательно отстаивал права и интересы ученой корпорации, что привело его к конфликту с всесильным правителем Академии И. Д. Шумахером. В результате Байер подал в отставку (1737). Он намеревался вернуться на родину, в Кенигсберг, но заболел и умер от горячки в Петербурге 10 февраля 1738.

Работы Байера печатались в специальных изданиях Академии на латинском языке, в первых одиннадцати томах «Записок Академии» помещены переводы некоторых сочинений Байера.

, филолог , один из первых академиков Петербургской академии наук и исследователь русских древностей . Зачинатель истории как науки в России .

Биография

В русской историографии Байер, не знавший русского языка, является основателем скандинавской школы . За всё время своего пребывания в Петербурге Байер принимал живое участие в судьбах Академии и ратовал за свободное её развитие. Так, он, например, составил жалобу, которую академики подали Петру II в г. на секретаря Академии Шумахера и в которой они, между прочим, ходатайствовали об утверждении академического регламента; в 1732 году разработал академический устав; в 1727 году , по отъезде академика Коля, принял на себя надзор над Академической гимназией.

Байер был в хороших отношениях с вице-канцлером Остерманом и с Феофаном Прокоповичем , который покровительствовал ему и которому посвящено одно из важнейших сочинений Байера - «Museum sinicum». Существует между прочим указание на то, что посвящение это весьма напоминает анонимную «Vita Theophanis Prokopoviz», которую Шерер напечатал в своих «Nordische Nebenstunden» (1776 г.). Будучи недоволен академическими порядками и находясь постоянно в ссоре с Шумахером, который не допускал его даже до пользования нумизматическими коллекциями Академии, Байер постоянно хлопотал о возвращении на родину. Получив наконец в г. увольнение, он отправил в Кёнигсберг свою драгоценную библиотеку, намереваясь следующей зимой уехать из Петербурга, но в феврале 1738 г. он скончался от горячки.

Богатый материал для биографии Байера из архива Академии наук разработан Пекарским в его «Истории имп. Академии наук» (I т., стр. 180-196, а также и в других местах этого сочинения), где приведен также и полный список его сочинений и их переводов.

Из книги Шлёцера «Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлёцера, им самим описанная» известно, что за 12 лет пребывания в России Байер так и не выучил русского языка.

Историография

В первых одиннадцати томах «Записок Академии» помещены некоторые переводы сочинений Байера:

  • «Historia Osrhоёna et Edessena nummis illustrata» (С.-Петербург, 1873);
  • «Historia regni Graecorum Bactriani» (1738 г.);
  • «De origine et priscis sedibus Scytharum» (русский перевод в «Записках Академии», т. 1, 1728);
  • «De Scythiae situ, qualis fuit sub aetate Herodoti» (русский перевод в том же томе);
  • «De Cimmerus» (русский перев. во II томе);
  • «De Varagis» (русский перевод Кондратовича п. з.
  • «Сочинение о Варягах» в IV томе, 1768 г.);
  • «De Russorum prima expeditione Constantinopolitana» (VI том);
  • «De Venedis et Eridano fluvio» (VII том);
  • «Origines russicae» (VIII том);
  • «Geographia Russiae … ex Constantino porpnyrogenneta» (IX том, русский перевод 1767 г.).
  • «Geographia Russiae ex scriptoribus septentrionalibus» (том X; русский перевод 1767 г.);
  • «De Hyperboreis» (том XI).
  • Только в русском переводе явилось сочинение: «Краткое описание случаев, касающихся Азова от создания сего города до возвращения оного под Российскую державу» (СПб., 1 734 г.).
  • Вместе с латинским оригиналом издан перевод: «История о жизни и делах кн. Константина Кантемира» (Москва, 1783 г.).
  • Для царя Петра II Байер написал: «Auszug der ä lteren Staatsgeschichte» (СПб., 1728 г.).

Напишите отзыв о статье "Байер, Готлиб Зигфрид"

Литература

  • Готлиб Зигфрид Байер - академик Петербургской Академии наук.Санкт-Петербург, Европейский Дом. 1996. - 79 с. ISBN 5-85733-060-2
  • Байер Г. 3. // БСЭ. Изд-е 3-е. Т. 2. - М. - 1970.
  • Зелле Г., фон. История Кёнигсбергского университета Альберта в Пруссии. - Вюрцбург. - 1956. - На нем. яз.
  • Кролльман К. Старопрусская биография. - Кёнигсберг. - 1941. - На нем. яз.
  • Лавринович К. К. Альбертина. Очерки истории Кёнигсбергского университета. - Калининград, Восточная Пруссия: С древнейших времен до конца второй мировой войны - Ист. очерк. Документы. Материалы. - Калининград: Кн. изд-во. - 1996. - 538 с.
  • История Академии наук СССР. Т. 1. - М.-Л.: Изд-во АН СССР - 1958. - 483 с.
  • Knud Lundbaek: T.S. Bayer (1694–1738). Pioneer Sinologist. Curzon Press, London/Malmö 1986, ISBN 0-7007-0189-3 (Scandinavian Institute of Asian Studies Monograph Series. Bd. 54).

Ссылки

  • Жуковская Т. Н.
  • Сергей Цветков.

Отрывок, характеризующий Байер, Готлиб Зигфрид

– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d"hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l"en prevenir. Je l"ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d"etre bien attentif sur l"endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l"ennemi. Il est indispensable qu"il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.

Готлиб-Зигфрид Байер (1694-1738)

Краткая биография

Байер (Bayer) Готлиб Зигфрид (в нем. литературе - Теофиль Зигфрид) (6.1.1694, Кенигсберг, - 10.2.1738, Петербург), немецкий историк и филолог. Окончил Кенигсбергский университет. С 1725 занимал кафедру древностей и восточных языков в Петербургской АН. В Петербург прибыввает в феврале 1726 г. Научное значение имели работы Байера по ориенталистике, филологии, исторической географии. Б. положил начало норманской теории. Работы Байера печатались в специальных издании АН на латинском языке (русского языка он не знал), позднее - и в русском переводе ("О начатке и древних пребывалищах скифов", 1728, "О местоположении Скифии", 1728, "О стене кавказской", 1728).

Подробный биографический очерк и обзор научной деятельности

Готлиб-Зигфрид Байер родился в Кенигсберге 6 января (по новому стилю) 1694 г. Происходил он из семьи небогатой, но с прочными интеллигентными традициями. Судя по фамильному имени предки Байера были родом из Баварии, откуда они, вероятно, по религиозным мотивам, поскольку были ревностными протестантами, переселились в Венгрию. Дед будущего петербургского академика Иоганн Байер был видным протестантским проповедником в немецких общинах Верхней Венгрии, но до того, как обратиться к священнической деятельности, учился в Виттенберге и с успехом занимался математикой и философией. Его сын Иоганн-Фридрих Байер пошел по другой стезе: рано осиротев, он покинул Венгрию, учился живописи в Данциге и, наконец, обосновался в Кенигсберге, где зарабатывал себе на жизнь трудом художника. В сыне этого живописца Готлибе-Зигфриде рано проснулась любовь к науке, и родители сумели определить даровитого мальчика в классическую гимназию Collegium Fridericianum. Здесь он хорошо овладел греческим и латинским языками и, следуя традициям немецких гуманистов - homines trilingues, приступил к изучению древнееврейского. Его интересовала история христианской церкви и литературы, и он прилежно посещал королевскую библиотеку.

В 1710 г., шестнадцати лет отроду, Байер поступил в Кенигсбергский университет, а уже через год, чтобы помочь родителям, сам начал давать уроки в своей бывшей гимназии. "Ежедневно, - рассказывает, опираясь на его записки, П. П. Пекарский, - семь часов проходило у него в классе за уроками чистописания и латыни более чем 160-ти ученикам. Хотя это было для него очень тяжело, однако он исполнял добросовестно свои обязанности, был в хорошем расположении духа и свободное время посвящал наукам, читая усердно Аристотеля и находя еще довольно досуга, чтобы уделять ежедневно один час на изучение еврейской Библии". Постепенно Байера все более начинает интересовать история и литература Востока: овладев еврейским, он начинает изучать другие семитические языки, а затем, заинтересовавшись историей Китая, приступает к изучению китайского языка. Его интересы разделяются между античностью, историей церкви и восточными языками.

В 1715 г. Байер написал специальную диссертацию по поводу одного места из евангелия от Матфея, а именно о словах распятого Христа, произнесенных им по-арамейски: "Eli, Eli, lema sabacthani - Боже мой, Боже мой! для чего ты меня оставил?" (Mt 27, 46). Публичная защита этой диссертации принесла ему известность; он знакомится с Христианом Гольдбахом, известным математиком, впоследствии повлиявшим на его решение отправиться в Россию; у него появляются покровители, которые добиваются для него от кенигсбергского магистрата стипендии для ученых путешествий по Германии. Байер продолжает свое образование в Берлине, Галле и Лейпциге; его наставниками в этот период были, между прочим, такие знаменитости, как: в Берлине - библеист и математик А. де Виньоль и лингвист М. В. де Лакроз, в Галле - знаток эфиопского языка и истории И. Г. Михаэлис и специалист по истории греческой церкви И. М. Гейнекций, в Лейпциге - придворный саксонский историограф И. Б. Менке. Последний продолжал издание основанного еще его отцом журнала "Acta Eruditorum", к участию в котором он привлек теперь и Байера. В Лейпциге же Байер получил и первые свои ученые степени: в ноябре 1716 г. - бакалавра, а в феврале 1717 г. - магистра.

По возвращении в Кенигсберг (осенью 1717 г. Байер получил место библиотекаря в Альтштадтской городской библиотеке (1718 г.), а затем последовательно места конректора и проректора в Кенигсбергской кафедральной школе (1720 и 1721 гг.). Как в библиотеке, так и в школе его деятельность была отмечена кипучей энергией. В школе предметом его преподавания естественно стали классические языки и литература. Составленный им учебный план включал чтение речей афинского оратора Антифонта, греческого Нового завета и латинских авторов - Теренция, Вергилия, Цицерона и др. В научном плане в этот второй кенигсбергский период своей деятельности Байер начинает интересоваться древней историей родного прибалтийского края (в особенности Пруссии и Тевтонского ордена) и вместе с тем продолжает свои занятия в области классической древности и литературы. Так, он задумал осуществить новое издание греческих ораторов и, в рамках этого плана, приступил к подготовке издания речей первых мастеров аттического красноречия Антифонта и Андокида. При этом греческий текст предполагалось сопроводить новым переводом с примечаниями геттингенского профессора И. М. Геснера. Однако, судя по всему, это предприятие осталось незаконченным. Завершению дела помешал отъезд Байера в Россию.

Действительно, в конце 1725 г. Байер, уже пользовавшийся известностью в научных кругах в Германии, получил приглашение поступить на русскую службу во вновь открывавшуюся в Петербурге Академию наук. Приглашение нашло отклик в душе Байера, который мог связывать со службой в России надежды на лучшие перспективы для своей научной деятельности. Свою роль сыграло также воздействие Христиана Гольдбаха, который, по признанию Байера, первым подал ему мысль о поездке в Россию (сам Гольдбах в этом плане опередил Байера, определившись на службу в Российскую Академию наук с 1 сентября 1725 г.). "При предложении места в Петербургской Академии, - читаем мы далее у П. П. Пекарского, - Байеру предоставлена была свобода избрать кафедру или древностей, или восточных языков, или истории, или же, наконец, сделаться историографом ее императорского величества (т. е. Екатерины I. - Э. Ф.). Он избрал древности и восточные языки, согласно чему и состоялся с ним контракт 3 декабря 1725 года, в силу которого он получил 600 рублей в год, с казенною квартирою, отоплением и освещением".

Байер прибыл в Петербург в феврале 1726 г. С этого времени его научная деятельность неразрывно связана с русской Академией наук. Крупный ученый, объединявший в своем лице одновременно филолога и лингвиста, историка и археолога, Байер был неутомимым тружеником: за двенадцать лет пребывания в России он написал несколько больших книг и множество статей на самые разнообразные темы (преимущественно древней истории). Главными предметами его научных занятий в России были восточные языки, особенно китайский, древнейшая русская история и античность. Востоковедные занятия Байера - предмет специальный, заслуживающий того, чтобы его рассматривал кто-либо иной, более к тому подготовленный, - востоковед, а не античник. Об исследованиях Байера в области русской истории скажем чуть более подробно ввиду их большей доступности и большей связи с античностью.

Русской историей Байер занимался отчасти из естественной научной любознательности, отчасти же - ex officio, поскольку этого если и не требовали, то все-таки ожидали от него как от единственного на первых порах представителя историко-филологической науки в русской Академии. Так или иначе, не чувствуя себя достаточно подготовленным к такого рода занятиям (он не знал русского языка), он ограничивался такими сюжетами древней русской истории, по которым имелись доступные ему античные, византийские или скандинавские источники, не отказываясь, впрочем, совершенно и от использования русских материалов, поскольку они открывались для него в специально сделанных переводах. В этих условиях естественным было обращение Байера к самым истокам русской истории, к началам русского этно- и политогенеза, к теме варяго-россов, так выпукло представленной как в русской летописной, так и в византийской традиции (см. в этой связи следующие работы нашего академика: Bayer Th. S. 1) De varagis // Commentarii Academiae scientiarum imperialis Petropolitanae (далее - CAP), t. IV (ad annum 1729), 1735, p. 275 - 311 (со сбивом нумерации страниц) = Opuscula, p. 339 - 370. Перевод: Беэр Ф. С. Сочинение о варягах. [СПб], 1767; 2) De Russorum prima expeditione Constantinopolitana // CAP, t. VI (ed a. 1732 et 1733), 1738, p. 365 - 391; 3) Origines Russicae // CAP, t. VIII (ad a. 1736), 1741, p. 388 - 436.). Естественная, хотя и несколько прямолинейная интерпретация этой традиции привела Байера к выводу о решающей роли варягов, или норманнов скандинавского происхождения, в возникновении Русского государства. Это была первая научная концепция начала русской истории, но ее норманнский акцент привел очень скоро к острой, не затухающей и по сию пору полемике, в которой представители патриотической русской историографии (начиная с М. В. Ломоносова и кончая М. Н. Тихомировым) не удерживались подчас от самых резких, переходящих всякую меру негативных суждений по адресу Байера.

Антиковедные занятия Байера, к счастью, на задевают ничьего ни национального, ни личного самолюбия, и здесь возможно высказать самое беспристрастное и вместе с тем безоговорочно уважительное отношение к трудам ученого, в котором такой авторитетный судья, как Август-Людвиг Шлецер, признал "одного из величайших гуманистов и историков своего столетия". Как и в других областях историко-филологического знания, так и в антиковедении Байер был великим предуготовителем новейшего научного движения. Его исследования в области античной истории были посвящены, как правило, темным и еще не изученным вопросам исторической географии, этногенеза и хронологии. Работы такого рода как бы расчищали дорогу для последующего исследования политической и социальной истории древнего мира. Вместе с тем каждый раз по соответствующему сюжету они предлагали исчерпывающую (на тот момент) подборку источников, свидетельств литературной традиции и дополняющих ее археологических и нумизматических данных, а также первичный, подчас весьма глубокий их анализ. Что касается конкретных тем для своих многочисленных антиковедных штудий, то Байер выбирал их, руководствуясь различными соображениями: отчасти это были стремления найти в классической древности сюжеты, близкие восточной или русской истории, отчасти же - непосредственный интерес к самой античности. С этой точки зрения все работы Байера, относящиеся к античной истории, можно разделить на три больших группы.

Первая группа, связанная с интересом Байера к древней истории Китая, Индии и других восточных стран, представлена двумя большими сочинениями: одно из них посвящено истории города Эдессы (в северной Месопотамии) в античное и средневековое время, другое - Греко-бактрийскому царству. Обе книги до сих пор остаются хорошими сводками материала по истории эти стран, составлявших восточную периферию греко-римского мира. Еще важнее самая новизна проложенного Байером научного направления. Необходимо самым выразительным образом подчеркнуть актуальность проявленного им интереса к зоне культурного взаимодействия античного и передневосточного миров, невероятное опережение им научного диапазона и возможностей своего времени, когда, казалось бы, и помыслить было невозможно о тех областях исследования, которые в новое время будут ассоциироваться с понятием восточного эллинизма и с именами таких общепризнанных новаторов, как И. Г. Дройзен, В. В. Тарн и М. И. Ростовцев.

Во вторую группу входят работы, имеющие известное отношение к древнейшему периоду русской истории. Это, прежде всего, серия статей, посвященных скифам, киммерийцам, гипербореям - племенам, согласно традиции населявшим в глубокой древности те территории, которые стали колыбелью Киевской Руси. Байер был первым исследователем, который всерьез занялся изучением происхождения и расселения скифских племен, историей их отношений с греческими городами Причерноморья, судьбою тех и других в позднеантичную эпоху. С этой целью им была произведена подборка и сопоставление важнейших высказываний о Скифии, содержащихся у древних авторов - от Ономакрита и Эсхила до Клавдия Птолемея и других писателей поздней античности. При этом особенно много места он, как и следовало ожидать, уделил анализу сообщений Геродота, нашего важнейшего источника по истории Северного Причерноморья в античную эпоху.

Конечно, конкретные исторические выводы Байера сейчас представляются устаревшими. Это относится, в частности, к проводимому им сближению скифов с финнами, эстами и некоторыми другими прибалтийскими племенами, равно как и к обнаружению прародины скифов в Армении, откуда они будто бы, обогнув Каспийское море с востока, перешли в Заволжье. Однако не все в этих положениях должно считаться абсурдным. Так, если современная наука утверждает иранское происхождение господствующего слоя скифского общества, кочевых, или царских, скифов, то это не должно затемнять для нас конгломератного качества скифского мира в целом, где в низших слоях вполне могло найтись место и для древних фино-угров, и для предков славян. С другой стороны, район Большой Армении или близких к ней земель и в самом деле мог быть прародиной тех иранских племен, которые, продвинувшись к Волге, а затем и перейдя ее, стали историческими скифами. В любом случае статьи Байера содержали богатую историческую информацию и давали первые примеры критической обработки столь драгоценного для предыстории восточного славянства сюжета, каким является Геродотова Скифия. Можно лишь пожалеть, что эти работы рано и незаслуженно были забыты.

К статьям о скифах примыкают два других сочинения Байера, создание которых было обусловлено, по-видимому, не только научными интересами исследователя, но и политическими требованиями времени. Это, во-первых, статья об остатках древних укреплений на Кавказе, с которыми русские столкнулись во время Персидского похода Петра I (1722 г.). Заметим, что в этой работе Байер использовал, помимо прочих материалов, записки одного из участников петровского похода князя Дмитрия Кантемира. Последний умер вскоре после возвращения из похода, и с записками его Байер ознакомился благодаря любезности сына его Антиоха Кантемира . Внимательно изучив свидетельства древних и средневековых писателей, Байер правильно определил, что укрепления эти, остатки которых прослеживаются в районе Дербента, в узком проходе между Каспийским морем и Кавказскими горами, были возведены иранским (сасанидским) правителем Хосровом I Ануширваном (531 - 579 гг.) для защиты его владений от вторжений северных кочевников.

Второе сочинение посвящено истории Азова, борьба за обладание которым стала со времени Азовских походов Петра I (1695 - 1696 гг.) важным моментом в стремлениях России утвердиться на берегах Черного моря. Написанное по-немецки, это новое произведение Байера было сразу же переведено на русский язык адъюнктом Петербургской Академии (ставшим позднее крупным ее деятелем) Иоганном-Каспаром Таубертом и издано отдельной книгой (впрочем, без имени автора на титульном листе). Изложение открывается обстоятельной историко-географической характеристикой земель в низовьях Дона в античную эпоху (с. 4 - 47), что для нас естественно представляет особый интерес. Здесь, в частности, подробно рассказывается об освоении греками устья Танаиса (Дона) и судьбах одноименного поселения, предшественника современного Азова. Автор использует все имевшиеся тогда в распоряжении ученых материалы, сообщения античных, византийских и восточных писателей, однако, при всем том, изложение отличается ясностью и простотой: очевидно, учитывались интересы сравнительно широкого круга читателей.

О стиле и манере изложения как оригинала, так и перевода можно судить хотя бы по такому отрывку, где описываются причины и характер греческой колонизации: "Греция была в древние времена весьма многолюдна, однако же не везде такова состояния, чтоб она своих знатно умножающихся жителей местом и пропитанием удовольствовать могла. Сие подало причину как приморским, так и на различных островах стоящим городам вымышлять всякие средства к отвращению толь великого недостатка. Торги, к которым море сему народу довольную подавало способность, показывали притом изрядной путь к убежанию от скудости. Ибо иногда городы, а иногда и целые народы соединялись к населению других, вне Греции лежащих мест. Оные новые жители заняли берега Натолии, Сицилии, нижние части Италии и многих других земель, так что торги почти всей тогда знаемой части света нечувствительно к ним перешли. Равным же образом поселились они и около всего Черного моря, причем на берегах Крымского полуострова Феодосия, Херсон, Пантиципеум и многие другие городы весьмы славны учинились" (с. 10 - 11). Вспоминая о противоречивых и нередко запутанных положениях некоторых современных исследователей, об их бесконечных спорах, какой именно фактор определил начало греческой колонизации - торговый, аграрный или демографический, - невольно восхищаешься мудрой простотой, с которой это вопрос трактован ученым, жившим два с половиной века назад!

Третью группу работ Байера, связанных с античностью, составляют статьи, создание которых было продиктовано непосредственным интересом к классической древности. Здесь прежде всего нужно назвать две работы об Ахейском союзе, крупнейшем федеративном объединении, существовавшем в Греции в эллинистическую эпоху (III - II вв. до н. э.). В этих статьях не только устанавливались основные даты в истории Ахейского союза и давался перечень всех его высших должностных лиц - стратегов от основания единства до его уничтожения римлянами (281 - 146 гг. до н. э.), но и рассматривалась внутренняя организация этой федерации, отношения Союза с другими греческими государствами и Римом, деятельность выдающихся ахейских руководителей Арата и Филопемена. И здесь тоже заслуживает быть отмеченной не только скрупулезность весьма специального исследования, но и очевидная новизна предмета, особенно в сравнении с традиционным для классического антиковедения вниманием к древней монархии. Новаторство Байера будет оценено по достоинству, если мы примем во внимание, что он обратился к изучению федеративного движения в Элладе за сто с лишним лет до признанных зачинателей этого направления Эд. Фримена и Ф. Г. Мищенко.

Прочие работы, относящиеся к этой группе, носят более частный характер. Это, во-первых, специальный этюд, посвященный малоизвестному римскому поэту I века н. э. Вестрицию Спуринне. Автор пытается здесь восстановить биографию Спуринны и дает подборку сохранившихся фрагментов его стихов. Это, далее, ряд более или менее пространных заметок об античных монетах - греческих (египетского царя Птолемея Лага, городов Эгия в Ахайе, Эрифр в Ионии, Гиртона в Фессалии) и римских (в частности, найденных в Восточной Пруссии). Наконец, небольшая, но заслуживающая особого внимания статья о Венере Книдской (как значится в латинском тексте Байера) - статуе Афродиты, украшавшей Летний сад в Петербурге, и аналогичных изображениях богини на двух монетах из Книда. Автор, показывающий здесь себя мастером искусствоведческого анализа, убедительно доказывает, что эта статуя, приобретенная по распоряжению Петра I в Италии, была произведением античного времени - копией знаменитой статуи Афродиты Книдской, изваянной афинским скульптором IV в. до н. э. Праксителем. Эта статуя, позднее перенесенная из Летнего сада в Таврический дворец (откуда и прозвище ее - Венера Таврическая), как уже было сказано, положила начало формированию русской коллекции античной скульптуры. Ныне статуя занимает почетное место в экспозиции Античного отдела Государственного Эрмитажа. Ее считают римской репликой с эллинистической (примерно III в. до н. э.) копии Афродиты Книдской Праксителя Младшего.

Ученые труды Байера - это, как правило, частные исследования, посвященные какому-либо конкретному сюжету и основанные на скрупулезном анализе всех известных тогда источников. Байер отличался колоссальной начитанностью, его память хранила множество фактов, почерпнутых из литературы самого различного происхождения, и всю эту поистине огромную эрудицию он старался использовать для решения интересовавших его историко-филологических или археологических проблем. Разумеется, не все его выводы выглядят убедительными с позиций современной науки. Однако, при всей наивности или прямолинейности некоторых его лингвистических и исторических заключений (в первую очередь, конечно. по части русских древностей), нельзя отрицать того очевидного факта, что для своего времени это был крупный, выдающийся ученый. В его лице в Петербургской Академии наук оказалось представленным новое, тогда еще только нарождавшееся в европейском антиковедении направление, знаменовавшее переход от наивного эрудитства, столь характерного для времени Возрождения и раннего Просвещения, к критическому переосмыслению традиции. В этом плане Байера можно поставить в один ряд с такими выдающимися основоположниками новейшей науки об античности, какими были Р. Бентли, И. И. Винкельман и Ф. А. Вольф.

При этом надо подчеркнуть еще одну в высшей степени симпатичную черту в петербургском академике - его способность к критической самооценке. Демонстрируя в своих сочинениях новые научные приемы обработки и истолкования древних текстов и археологических материалов, Байер хорошо сознавал, что он стоит еще в самом начале пути, который предстоит пройти новейшей науке. Отсюда - повышенные требования к работе исследователя. Хорошо обрисована эта черта в Байере известным специалистом по русской историографии Н. Л. Рубинштейном: "Строгость научной критики, точность научного доказательства, настойчиво проводимые Байером в его исследованиях, выражены им в яркой формуле, резко подчеркивавшей разрыв с баснословием предшествующих историков, с вольным перекраиванием прошедшего: ignorare malim quam decipi - лучше признать свое незнание, чем заблуждаться".

Вместе с тем не будем забывать, что новаторство Байера не ограничивалось одним лишь методом исследования - важна была и сущностная сторона дела, избрание им для своих исследований таких актуальных тем, как историческая жизнь контактных зон Переднего Востока, этногенез скифов и других народов, населявших в древности Причерноморье, федеративное движение в античном мире, - тем, которые делают Байера прямым предтечей современной науки об античности

Представление о масштабности фигуры Байера-классика, складывающееся на основании впечатлений от его ученых трудов, подкрепляется тем, что нам известно о его педагогической и общественной деятельности. Байер широко понимал свои обязанности члена новой Российской Академии наук. Помимо напряженной научной работы он много времени уделял чтению лекций и делам Академической гимназии: заведывание этой последней перешло к нему после того, как прежний ее инспектор, профессор И. Х. Коль, покинул Академию (1727 г.). Воздействие Байера на постановку гимназического дела в петербургском научно-учебном центре было весьма благотворным, поскольку с понятиями о долге и дисциплине он соединял широкие взгляды на задачи именно классического образования, бывшего в ту пору основой основ всякой учености. По его словам, люди, берущиеся наставлять других в классической словесности, "не должны считать достаточным для объяснения какого-либо автора некоторое знание латыни и умение отыскивать в лексиконе. Без обширных знаний, в особенности древностей, невозможно с пользою объяснять авторов: напротив, надо опасаться, что юношество станет скучать или ничего не делать". Сказанное, надо признать, не утратило своего значения и по сию пору, даже в таком именитом очаге просвещения, как Санкт-Петербургский государственный университет.

Знакомясь далее с деятельностью Байера в Петербурге, нетрудно убедиться, что его творческая активность в качестве ученого и педагога-классика стала естественным основанием для его органического вхождения в жизнь новой России. В самом деле, в бытность свою в России Байер установил контакт с виднейшими представителями передовой русской интеллигенции, ратовавшей на рубеже 20-30-х гг. XVIII в. за сохранение и расширение начатых Петром I преобразований. Мы располагаем целым рядом свидетельств, подтверждающих наличие близких отношений между Байером и выдающимся сподвижником Петра, главой его "ученой дружины", архиепископом Новгородским Феофаном Прокоповичем. Байер преподавал в основанной Феофаном Прокоповичем и помещавшейся в его доме на Карповке частной школе. В свою очередь, высокий государственный деятель всячески поощрял и, насколько это было в его силах, облегчал научные занятия и самую жизнь Байера в Петербурге. О близости их отношений свидетельствует такой, например, факт: когда у Байера умер сын, Феофан Прокопович направил скорбящему отцу специальное послание с утешением в горе.

Весьма близок был Байер и с семейством князей Кантемиров, также прочно связавших свою судьбу с петровской Россией. Молодой Антиох Кантемир , один из основоположников новой русской литературы, слушал лекции Байера в Академии наук и на всю жизнь сохранил чувства глубокой признательности и уважения к великому ученому: "мудрейшим" (sophotatos) именует он Байера в одном из своих писем. Мы уже упоминали о том, что А. Кантемир предоставил в распоряжение Байера записки своего отца о древних кавказских укреплениях. Доставил он ему и другие материалы, связанные с историей рода Кантемиров, на основании которых Байер составил большое жизнеописание деда Антиоха, владетельного молдавского князя Константина Кантемира. Сочинение это, написанное по латыни, было издано с параллельным русским переводом много лет спустя после смерти Байера и Антиоха Кантемира.

Эти связи и отношения достаточно хорошо характеризуют общественное лицо Байера, ставшего, так сказать, своим человеком в кругу новой, взращенной Петром, русской интеллигенции. Добавим к этому, что в Академии наук Байер последовательно отстаивал права и интересы ученой корпорации, что привело его к конфликту с всесильным правителем Академии И. Д. Шумахером. Последний, в отместку, не позволял строптивому академику даже пользоваться академическими коллекциями античных монет! В конце концов, не вынеся этой борьбы, Байер подал в отставку (1737 г.). Он намеревался вернуться на родину, в Кенигсберг, однако заболел и умер от горячки в Петербурге 10 февраля 1738 г.

Байер не оставил после себя научной школы. Причиной тому была нехватка студентов в первые годы существования Академии наук. Однако неверно было бы думать, что его деятельность прошла бесследно для русской науки и, в частности, для русского антиковедения: его труды составляют существенную часть того, что может быть названо начальным периодом этой науки, и, конечно же, у него были в России свои если не ученики в строгом смысле этого слова, то, по крайней мере, восприимчивые и благодарные слушатели, читатели и последователи.

Основные работы

  • [Байер Т. З.]. Краткое описание всех случаев, касающихся до Азова от создания сего города до возвращения оного под российскую державу. СПб, 1738 (переиздание - 1768 г.).
  • Bayer Th. S. Historia Osrhoena et Edessena ex numis illustrata. Petropoli, 1734.
  • Bayer Th. S. Historia regni Graecorum Bactriani. Petropoli, 1738.
  • Bayer Th. S. Opuscula. Halle, 1770
  • Bayer Th. S. De origine et priscis sedibus Scytharum // CAP, t. I (ad a. 1726), 1728, p. 385 - 399 = Opuscula, p. 63-73 (рус. пер. в: Краткое описание Комментариев Академии наук, ч. I. СПб., 1728, с. 125 - 138).
  • Bayer Th. S. De Scythiae situ qualis fuit sub aetatem Herodoti // CAP, t. I, p. 400 - 424 = Opuscula, p.73 - 93 (рус. пер. в: Краткое описание Комментариев Академии наук, ч. I. СПб., 1728, с. 139 - 166).
  • Bayer Th. S. De Cimmeriis // CAP, t. II (ad a. 1727), 1729, p. 419 - 433 = Opuscula, p. 126 - 137.
  • Bayer Th. S. Chronologia Scythica vetus // CAP, t. III (ad a. 1728), 1732, p. 295 - 350 = Opuscula, p.137 - 182.
  • Bayer Th. S. Memoriae Scythicae ad Alexandrum Magnum // CAP, t. III, p. 351 - 388 = Opuscula, p. 182 - 219.
  • Bayer Th. S. Conversiones rerum Scythicarum temporibus Mithridatis Magni et paullo post Mithridatem // CAP, t. V (ad a. 1730 et 1731), 1738, p. 297 - 358 = Opuscula, p. 220 - 268.
  • Bayer Th. S. De Hyperboreis // CAP, t. XI (ad a. 1739), 1750, p. 330 - 348.
  • Bayer Th. S. De muro Caucaseo // CAP, t. I (ad a. 1726), 1728, p. 425 - 463 = Opuscula, p. 94 - 125 (Рус. пер. в: Краткое описание Комментариев Академии наук, ч. I, с. 167 - 207).
  • Bayer Th. S. 1) Fasti Achaici; 2) Fasti Achaici illustrati // CAP, t. V (ad a. 1730 et 1731), 1738, p. 374 - 381, 382 - 448 = Opuscula, p. 269 - 287, 288 - 339.
  • Bayer Th. S. De Vestritio Spurinna lyrico et eius fragmentis // CAP, t. XI (ad a. 1739), 1750, p. 311 - 329.
  • Bayer Th. S. De Venere Cnidia // CAP, t. IV (ad a. 1729), 1735, p. 259 - 274 = Opuscula, p. 1 - 13.

Доп. литература

  1. Готлиб Зигфрид Байер - академик Петербургской Академии наук. Сб. статей. СПб., 1996.
  2. Очерки истории исторической науки в СССР, т. 1, М., 1955.
  3. Пекарский П.П. История имп. Академии наук в Петербурге. Т. I. СПб., 1870, с.180-196.
  4. Рубинштейн Н. Л. Русская историография, [М.], 1941.
  5. Тихомиров М. Н. Русская историография XVIII в. // "Вопросы истории", 1948, № 2.
  6. Фролов Э. Д. Русская наука об античности. Историографические очерки. Изд. 2-е. СПб., 2006, с. 64 - 78.
  7. Яцунский В. К. Историческая география, М., 1955.
  8. Babinger F. Gottlieb Siegfried Bayer (1694-1738). Munchen, 1915.

БАЙЕР (Bayer) Готлиб (Теофил) Зигфрид , немецкий и российский историк, филолог. Из протестантской семьи, бежавшей из Венгрии вследствие религиозных гонений. Учился в Кёнигсберге в «Коллегиум Фридерицианум» («Collegium Fridericianum») (до 1709) и университете (1710-15). Владел 8 древними

и восточными языками, в том числе латынью, греческим, древнееврейским, китайским, арабским. Магистр Лейпцигского университета (1717). В Кёнигсберге читал лекции по античной литературе в университете (с 1717), был библиотекарем городской («альтштадтской») библиотеки (с 1718), проректором школы при кафедральном соборе (с 1721). В 1725 году по предложению Х. Гольдбаха приглашён в Петербургскую Академию Наук в качестве историка (прибыл в Санкт-Петербург в 1726); ординарный академик по кафедре «древностей и восточных языков». Был первым в России историком, для которого научные занятия являлись основной областью профессиональной деятельности. 1(12).8.1726 произнёс речь на латинском языке в честь императрицы Екатерины I, ставшую, по мнению теоретика немецкого классицизма И. К. Готшеда, одним из образцов ораторского искусства 18 века. Обратил на себя внимание Феофана Прокоповича, который пригласил Байера преподавать в открытой им у себя в доме первой в России семинарии. С 1727 года инспектор гимназии при АН. Участвовал в создании проектов академического устава, добивался сближения системы управления и функций Петербургской Академии Наук с устройством и целями немецких университетов. В 1737 году подал в отставку из-за конфликта с И. Д. Шумахером, принял решение вернуться в Пруссию, но скончался от горячки. Рукописи Байера переданы его вдовой в Академию наук.

Байер - автор работ по филологии восточных языков, древней истории и исторической географии. Занимался вопросами происхождения и последующей судьбы народов, упоминавшихся в античных источниках, в том числе скифов, сарматов, киммерийцев и так далее («О начатке и древних пребывалищах скифов», 1728; «О местоположении Скифии», 1728; «О стене Кавказской», 1728). Подходил к изучению русской истории как специалист в области классических древностей, с позиций филологической критики древних источников, впервые привлёк византийский и скандинавский источники по истории Древней Руси. Байеру принадлежат первые работы по исторической географии Древней Руси: «Geographia Russica ex Constantino Porphirogeneto» («Русская география по Константину Багрянородному»), «Geographia Russiae ex scriptoribus septentrionalibus» («География Руси по данным северных писателей»), Наиболее значимые труды Байера - «De varagis» («О варягах», 1732), «De russorim prima expeditione Constantinopolitana» («О первом походе руссов на Константинополь», 1734) и «Origines Russicae» («О происхождении Руси», 1736). С последней работой традиционно связывается возникновение так называемой норманнской теории происхождения российского государства, развитой затем Г. Ф. Миллером. В частности, Байеру принадлежит утверждение о варяжском происхождении слова «русь». Труды Байера подверглись критике «антинорманистов» (впервые - со стороны М. В. Ломоносова), которые указывали на неудачную символическую этимологию имён в работах Г.З. Байера.

Лит.: Пекарский П. П. История Академии наук в Санкт-Петербурге. СПб., 1870. Т. 1 ; Пештич С. Л. Русская историография XVIII век Л., 1961. Ч. 1 ; Карпеев Э. П. Г. З. Байер и истоки норманской теории // Первые Скандинавские чтения: Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 1997; Шанский Д.Н. Запальчивая полемика: Г.Ф. Миллер, Г. 3. Байер и М. В. Ломоносов // Историки России. XVIII - начало XX век М., 1996.

Немецкий химик Иоганн Фридрих Вильгельм Адольф фон Байер родился в Берлине. Он был старшим из пяти детей Иоганна Якоба Байера и Евгении (Хитциг) Байер. Отец Байера был офицером прусской армии, автором опубликованных работ по географии и преломлению света в атмосфере, а мать – дочерью известного юриста и историка Юлиуса Эдуарда Хитцига. У мальчика рано проявился интерес к химии, а в 12-летнем возрасте он сделал свое первое химическое открытие. Это была новая двойная соль – карбонат меди и натрия. Окончив гимназию Фридриха Вильгельма, Байер в 1853 г. поступил в Берлинский университет, где в течение двух последующих лет занимался изучением математики и физики.

После года службы в армии Байер стал студентом Гейдельбергского университета и приступил к изучению химии под руководством Роберта Бунзена , незадолго до этого изобретшего лабораторную горелку, которую и назвали в его честь. В Гейдельберге Байер сосредоточил свое внимание на физической химии. Но после опубликования в 1857 г. статьи о хлорметане он так увлекся органической химией, что начиная со следующего года стал работать у занимавшегося структурной химией Фридриха Августа Кекуле в его лаборатории в Гейдельберге. Здесь Байер провел работу по исследованию органических соединений мышьяка, за которую ему была присуждена докторская степень. С 1858 г. в течение двух лет он вместе с Кекуле работал в Гентском университете в Бельгии, а затем возвратился в Берлин, где читал лекции по химии в берлинской Высшей технической школе.

Под влиянием увлеченности Кекуле структурой органических соединений Байер сначала исследовал мочевую кислоту. а начиная с 1865 г. – структурный состав индиго, высоко ценимого в промышленности синего красителя, названного именем растения, из которого его получают. Еще в 1841 г. французский химик Огюст Лоран в ходе исследований сложного строения этого вещества выделил изатин – растворимое в воде кристаллическое соединение. Продолжая опыты, начатые Лораном, Байер в 1866 г. получил изатин, использовав новую технологию восстановления индиго путем нагревания его с измельченным цинком. Примененный Байером способ позволил проводить более глубокий структурный анализ, чем процесс окисления, осуществленный Лораном.

Анализируя обратный процесс – получение индиго путем окисления изатина, Байер в 1870 г. впервые сумел синтезировать индиго, сделав, таким образом, возможным его промышленное производство. После того как в 1872 г. Байер переехал в Страсбург и занял место профессора химии в Страсбургском университете, он приступил к изучению реакций конденсации, в результате которых высвобождается вода. В ходе проведения реакций конденсации таких групп соединений, как альдегиды и фенолы, ему и его коллегам удалось выделить несколько имеющих важное значение красящих веществ, в частности пигменты эозина, которые он впоследствии синтезировал.

В 1875 г., после смерти Юстуса фон Либиха , Байер стал преемником этого известного химика-органика, заняв должность профессора химии в Мюнхенском университете. Здесь в течение более чем четырех десятилетий он был центром притяжения множества одаренных студентов. Более 50 из них стали впоследствии университетскими преподавателями.

Вернувшись к изучению точной химической структуры индиго, Байер в 1883 г. объявил о результатах своих исследований. Это соединение, по его словам, состоит из двух связанных «стержневых» молекул (их он назвал индолом). В течение 40 лет созданная Байером модель оставалась неизменной. Она была пересмотрена только с появлением более совершенной технологии.

Изучение красителей привело Байера к исследованию бензола – углеводорода, в молекуле которого 6 атомов углерода образуют кольцо. Относительно природы связей между этими атомами углерода и расположения атомов водорода внутри молекулярного кольца существовало много соперничавших между собой теорий. Байер, который по своему складу был скорее химиком-экспериментатором, нежели теоретиком, не принял ни одну из существовавших в то время теорий, а выдвинул свою собственную – теорию «напряжения». В ней ученый утверждал, что из-за присутствия других атомов в молекуле связи между атомами углерода находятся под напряжением и что это напряжение определяет не только форму молекулы, но также и её стабильность. И хотя эта теория получила сегодня несколько иную трактовку, ее суть, верно схваченная Байером, осталась неизменной. Исследования бензола привели Байера также к пониманию того, что структура молекул бензольной группы ароматических соединений, называемых гидроароматическими, представляет собой нечто среднее между кольцевым образованием и структурой молекулы алифатических углеводородов (без кольца). Это сделанное им открытие не только указывало на взаимосвязь между данными тремя типами молекул, но и открывало новые возможности для их изучения.

В 1885 г. в день 50-летия Байера, в знак признания его заслуг перед Германией ученому был пожалован наследственный титул, давший право ставить частицу «фон» перед фамилией. В 1905 г. Байеру была присуждена Нобелевская премия по химии «за заслуги в развитии органической химии и химической промышленности благодаря работам по органическим красителям и гидроароматическим соединениям». Поскольку в это время ученый был болен и не мог лично присутствовать на церемонии вручения премии, его представлял германский посол. Байер не произнес Нобелевской лекции. Но еще в 1900 г., в статье, посвященной истории синтеза индиго, он сказал: «Наконец-то у меня в руках основное вещество для синтеза индиго, и я испытываю такую же радость, какую, вероятно, испытывал Эмиль Фишер , когда он после 15 лет работы синтезировал пурин исходное вещество для получения мочевой кислоты».

Став нобелевским лауреатом, Байер продолжил исследования молекулярной структуры. Его работы по кислородным соединениям привели к открытиям, касающимся валентности и основности кислорода. Ученый также занимался изучением связи между молекулярной структурой и оптическими свойствами веществ, в частности цветом.

В 1868 г. Байер женился на Адельгейде Бендеман. У них родились дочь и два сына. Вплоть до своего выхода в отставку Байер продолжал с увлечением заниматься исследовательской деятельностью. Он пользовался глубоким уважением за свое искусство экспериментатора и пытливый ум. Несмотря на то что ученый получал много выгодных предложений от химических фирм, он отказывался заниматься промышленным приложением своих открытий и не получал никакого дохода от своей работы. «Байер обладал представительной и приятной внешностью, – вспоминал о нем в биографическом очерке Рихард Вильштеттер . – На его лице лежала печать ясности, спокойствия и силы ума, голубые глаза выразительно блестели, взгляд был проницательным». Умер Байер в своем загородном доме на Штарнбергском озере, неподалеку от Мюнхена, 20 августа 1917 г.

В число наград, полученных Байером, входила медаль Дэви, присужденная Лондонским королевским обществом . Он был членом Берлинской академии наук и Германского химического общества.

Статьи по теме: